Тихий вечер густеет над старым и выцветшим парком.
Ветер нежно колышет уставшую за день листву.
Фонари зажигаются вдруг неестественно ярко,
Освещая дорожки, деревья, скамейки, толпу.

Снова смотрят на старый Арбат оживленные окна.
Будний вечер скользит по прилавкам оживших витрин.
Вновь четверг разложил темно-синего цвета полотна
И по небу рассыпал сверкающий аквамарин.

Где-то там, далеко, зажигает огни Капитолий,
Мирно день провожает уставший красавец Биг Бен.
Тадж Махал загорится своей белизной поневоле
И ушедшему дню посвятит свой ночной реквием.

Манит свежесть океана
В бархатную синь,
В сгусток влажного тумана,
В дом морских богинь.

Бирюзовые просторы,
Тают облака,
Отражаясь в синем море,
Дышит синева.

Приставая к борту судна,
Пенясь и шипя,
Волны, цвета изумруда
Ласково шумят.

Белоснежный парус гордый
Уплывает вдаль.
Что ему мои невзгоды
И моя печаль…

Властелин сирен коварства
И песчаных дюн!
Проведи в морское царство,
Славный бог Нептун!

Я отдам тебя тихо, без боли
Этим жутким холодным ветрам.
Чтоб не смела душа моя боле
Так же выть и стонать по ночам.

Чтоб по венам моим не бежало
Это жгучее чувство моё.
Чтобы в пульсе моём не стучало
Это звучное имя твоё.

Заморожу безумным ненастьем
И за ночь излечусь от тоски.
Не убить, не изжить этой страсти,
Выжигающей сердце любви.

Бесноватые волны ликуют,
Встречу с ними стальную зорю.
Ночью серою сердце лечу я,
Утром вовсе ветрам подарю.

Я дождусь ледяного рассвета
И замёрзший луч солнца глотну.
И отдав душу праздному свету,
Я в холодное утро шагну.

Осень тебя осыпает златою
Памятью прежней любви.
С клочьями синими небо седое –
Проблеск последних надежд над Москвою.
А в Петербурге дожди…

Ветер промозглый и холод. Ты лучше
Света и ласки не жди.
Может, в Москве осень так же беззвучна,
Может, в столице развеялись тучи…
Но в Петербурге дожди.

Все, что от лета осталось в наследство –
Выброси, вырви, сожги!
Так жгут листву безвозвратного детства
Или мечты. Это верное средство.
Ведь в Петербурге дожди.

В осень уносят последние чувства
Вечные ветры-вожди.
Было в Москве и печально и грустно.
Было… теперь безнадежно и пусто.
Я в Петербурге. Дожди…

В ожиданье спектакля считаю мирские минуты.
Сама Смерть повернула песочные жизни часы.
И Скупец своей пыльной мошной сотрясает, как будто
На Суде он положит ее на Господне весы.

Там, за Тыном, мощеная улочка змейкою узкой
Наше с ней отраженье поймает в Богемном стекле.
Как все в мире нелепо, неправильно, зыбко и пусто!
И как все совершенно, закончено здесь на земле…

И течение времени стало совсем незаметным,
И, наверно, нет смысла считать уходящие дни.
Дни, что серы, прозрачны, бездарны, ненужны, бесцветны,
Да и те, что так ярки, достойны, прекрасны, честны.

Музыканты, художники, нищие и богомолы –
Этот уличный сброд лучше всех дополняет сюжет.
Все исчезнет бесследно: и песня, и медная крона,
Только время сумеет оставить свой памятный след.

С каждым звоном дряхлеет на час Староместская Ратуша.
Снова Смерть повернула песочные жизни часы
На старинных и вечных Орлой позабытого Гануша,
Каждый миг, каждый век он кладет на Господне весы.

Пропиталися волосы длинные
Влажным воздухом, душным теплом,
Я другая, чужая, незримая,
Возвращаюсь в рисованный сон.

Я печальную, светлую, грустную,
Песню эту нашла не искав.
И от кожи твоей еще чувствую
Пряный запах тропических трав.

Отдавала, брала и ласкалась я,
И влюбляла в себя без ума,
Избегала и вновь возвращалась я,
И, наверно, любила сама.

Каплю масла сандала уронит вдруг
Этот опиум сладкого сна,
И дурманят опять благовония
У малайских кафе допьяна.

Я в индийских кварталах увидела
Ярких красок бессмысленный плен.
Мне бы мудрость буддистских служителей
И спокойствие храмовых стен.

Ветру нежному, солнышку южному
Я ушла, ничего не сказав.
Пробуждаюсь… Но все еще чувствую
Пряный запах тропических трав.

Couplet
Man ist mit dem Dreigesprann gefahren,
In der Ferne geisterte das Licht
Würden diese Glöckchen nach die Jahren
Meinen Gram erheitert oder nicht!

Kehrreim
Den langen Weg entlang,
Und diese Nacht bei Mond,
Und mit dem Lied das läutet und entschwebt,
Das altertümlich war und immer wieder wohnt
Und das mit mir die ganzen Nächte lebt

Couplet
Denke ich von Treffen und von Trennen
Die für immer weggegangen sind
Unsere sorglose Jahren rennen
Weg... Mit Dreigesprann und mit dem Wind

Kehrreim
Den langen Weg entlang,
Und diese Nacht bei Mond,
Und mit dem Lied das läutet und entschwebt,
Das altertümlich war und immer wieder wohnt
Und das mit mir die ganzen Nächte lebt

Couplet
Wie das Tauwasser dürch die Finger
Schmelzt die ungestüme Jugendzeit
Nur das Dreigesprann wie immer gängig
Eilt uns für alle Ewigkeit

Kehhreim
Den langen Weg entlang,
Und diese Nacht bei Mond,
Und mit dem Lied das läutet und entschwebt,
Das altertümlich war und immer wieder wohnt
Und das mit mir die ganzen Nächte lebt

Couplet
Ich bin mit dem Dreigesprann gefahren
Aber er jetzt so weit abgerannt
In bessippter Ferne nach die Jahren
Sind die Schlittenglöckchen so bekannt...

Kehhreim
Den langen Weg entlang,
Und diese Nacht bei Mond,
Und mit dem Lied das läutet und entschwebt,
Das altertümlich war und immer wieder wohnt
Und das mit mir die ganzen Nächte lebt

В тёмных зарослях пахучего левкоя,
В ветвях сонного красавца олеандра,
Ты ласкала листья детскою рукою,
Каждый новый шелест вторил: «Александра…»

Ты была в стране пьянящего сандала
Так по-девичьи нежна и озорлива,
Александра, как ты танцевала…
Под арабские фанфары и мотивы.

Запах лайма, фиников и дыни
Мы с тобою слушали, как мантры.
Рассыпалась Аравийская пустыня
В волосах твоих песчаных, Александра.

Это море из Библейского Синая
Отразило глаз твоих глубины.
Ты и в мыслях непорочна, как святая,
Или просто, как ребенок, ты невинна.

И своим девичьим легким станом
Ты могла б очаровать восточных шейхов,
Для тебя лишь привозили б караваны
Нежный шелк на побережье Шарм-эль-Шейха.

И под музыку портовых музыкантов
Ты могла бы покорить Александрию…
Но… ты слишком белолика, Александра,
И в тебе живет далекая Россия.